Угрюм-река - Страница 250

250

Прохор вздыхал, клочья седеющих усов и бороды лезли в рот, губы кривились нехорошей улыбкой, а голый бабий зад, назойно расплываясь вширь, вдруг заслонял собой весь свет, все горизонты.

С зубовным скрежетом Прохор ударял себя кулаком в грудь и, гремя ступеньками, круто спускался.

На четвертый день Прохор напился на башне в стельку. Его привезли домой, втащили в кабинет, уложили. Волк смотрел, смотрел на мычавшего хозяина и взлаял.

– Волченька! – назидательно сказала ему Верочка. – Ты, волченька, не ругайся. Папочка простудился от винца. Я тоже, когда была простудилая, там, у бабушки... меня тоже тащили.

II

Вскоре Прохор потребовал от Нины отчета во всем. Нина приступила к этому с внутренним трепетом. Она всячески отдаляла этот день, но день все же настал.

В кабинет Прохора на башне собрались: тучный, лысый главный бухгалтер Илларион Исаакович Крещенский с целым возом отчетных книг (он летом потел, как кипящий на морозе самовар, носил перекинутое через шею полотенце, которым то и дело вытирал лицо и руки), инженер Протасов, мистер Кук, инженеры Абросимов, Образцов и сама хозяйка. Парчевский вопреки предложению Нины приглашен Прохором не был. Вместо него присутствовал Иннокентий Филатыч Груздев. Он набожно вздыхал и чему-то про себя улыбался.

Главноуправляющий предприятиями инженер Протасов сделал общий, блестяще построенный деловой отчет, дав меткую, неприятную для Прохора характеристику царивших до забастовки порядков («или, вернее, беспорядков», – сказал докладчик) и нарисовал широкую картину новой постановки дела, осуществленной за время отсутствия Прохора Петровича.

Доклад длился больше часа. Мрачный Прохор с изумленным лицом неподвижно сидел в глубоком кресле. Он временами надолго закрывал глаза, как бы погружаясь в сон, но меж тем слушал доклад с напряженнейшим вниманием.

– Я попрошу бухгалтерскую справку соответственных выдач рабочим до и после забастовки за месячный срок, – сказал Прохор.

Илларион Исаакович развернул две книги, обтерся полотенцем и негромко защелкал на счетах.

Доклад мистера Кука о механическом заводе, пяти лесопилках, паровой мельнице и электростанции прошел без запинок. Бухгалтер сказал:

– Плата одному и тому же числу рабочих за месяц возросла со ста семидесяти пяти тысяч прежде до двухсот пятидесяти тысяч теперь.

– Ага! – иронически воскликнул Прохор. – Значит, рабочие теперь дерут с меня лишку миллион рублей в год! Прекрасно... – Он опять закрыл глаза, засунул руки в рукава чесучовой рубахи, ноздри его раздувались.

Инженер Протасов сказал:

– Я, Прохор Петрович, должен вам доложить, что мы делаем теперь огромные усилия, наверстывая в улучшении быта рабочих то, что упущено было вами. Переустройство и новая постройка бараков, бань, прачечной и кухни утверждены мною по смете в двести сорок семь тысяч рублей.

– В двести сорок семь тысяч? – громко переспросил Прохор, все лицо его нахохлилось, как у старого филина. – Дворцы? Рабочим? Из чьих капиталов, из чьих капиталов – я вас, Протасов, спрашиваю – вы благодетельствуете рабочим?

– Из ваших, конечно.

– Что, что?! Из моих?!

Все затихли. Волк вытянул хвост в струну. С потолка упала божья коровка.

– Сто тысяч в это дело вложила своих собственных денег я, – ровным голосом сказала Нина.

– Это деньги не твои, а наши, – грубо рубнул сплеча Прохор. – У тебя нет своих денег, пока ты мне жена!..

– Я согласна с тобой, не горячись, – чтоб в присутствии посторонних не обострять разговора с мужем, умиротворяюще ответила Нина.

– Но я полагаю, – как ни в чем не бывало продолжал Протасов, – что рабочие, поставленные в сравнительно хорошие условия, будут работать и уже работают более продуктивно. Таким образом...

– Таким образом, вы, господа, через год выпустите меня в трубу, – бросил Прохор и, повернувшись к Протасову плечом, к жене спиной, стал демонстративно смотреть в окно.

– Таким образом, – нажимисто, но спокойно закончил Протасов, – широкая реорганизация всех работ, предпринятая мною за ваше, Прохор Петрович, отсутствие, оздоровила дело, и в конечном счете надо надеяться, что все предприятия если и принесут вам сравнительно меньший доход, чем вы ожидали, зато вы вполне гарантированы теперь от повторения кровавых событий, подобных недавнему.

У хозяина задергалось правое веко, седеющие на висках волосы встопорщились. В конце заседания, прощаясь, он сказал:

– Всем вам, господа, большое спасибо за вашу честную работу во время моего невольного отсутствия, – драматическим тоном подчеркнул он слово «невольного» и крепко пожал всем руки. – А вам, Протасов, спасибо вдвойне. Я не знаю, как и благодарить вас за ту огромную пользу, которую вы бескорыстно принесли мне. Спасибо, спасибо, Протасов...

Андрей Андреевич, болезненно чувствуя в голосе Прохора Петровича злобную иронию, смолчал, покраснел до корней волос, поклонился и вышел. Его знобило. Побаливал правый бок, где печень.

Супруги остались вдвоем.

– Мерзавец... Прохвост!.. – хрипло, на низких, придушенных нотах бурчал Прохор, грузно шагая по тавризскому ковру. – Вместо двух-трех миллионов барыша я, чего доброго, понесу миллионный убыток... Подрядные работы запущены... Железнодорожная ветка – тоже. О-о, черт!..

– Прости, Прохор. Но чем же виноват Андрей Андреич?.. Ведь ты же сам вверил ему...

– Но я тогда был в полнейшей прострации! – с бурей в глазах прервал жену Прохор. – Я с ума сходил. Тебя нет... Один. А тут такая кутерьма. Кругом меня были дураки, прохвосты... Нет, я этого не прощу Протасову.

250